Аркадий Гайдар в Горловке. А был ли мальчик?

Автор: Alexey Chernykh

"Через Горловку пролегли жизненные дороги многих известных писателей и поэтов" - так начинал свою статью о возможном пребывании Аркадия Гайдара в Горловке +Denis Rafalsky. См. по ссылке.

Аркадий Петрович Гайдар (Голиков). Фото отсюда.

Вся информация о Гайдаровском пребывании в наших пенатах саккумулирована на нескольких страницах его очерка "Пути-дороги", опубликованного в 1926 году в журнале "Пермь". С этими страницами и будем работать.

Для начала - просто цитата из очерка. Писатель рассказывает о своей кратковременной работе на одной из донбассовских шахт. Гайдар не приводит ни имени шахты, ни название поселка, где он жил и трудился, но станция Никитовка (как ориентир для нашего анализа) в тексте присутствует. С неё и начнем:

...на седьмой день возле Никитовки пути наши разошлись. Они (подростки-беспризорники - А.Ч.) остались на станции, чтобы примоститься к поезду и уехать в Крым, я же пошел дальше, направляясь к шахтам. 
      Был уже вечер, когда тяжело пыхтящий товарный поезд нагнал меня. 
      - Эй, эй, дядя! - услышал я приветливый оклик и, приглядевшись, заметил две всклокоченные головы, высовывающиеся из перегородки угольного вагона. 
      Я махнул им рукой, и поезд, скрывшись за поворотом, усилил ход под уклон и быстро умчал двух беспризорников навстречу... навстречу чему - не знаю... 
      Прошел еще с версту, вышел за кусты и остановился. Горел горизонт электрическими огнями, и огромные, как египетские пирамиды, горы земли, вывезенные из прорытых шахт, молчаливо упирались острыми конусообразными вершинами в небо. А по небу, точно зарево тревожных пожаров, горели отблески пламени раскаленных коксовых печей. 
      Шахты Донбасса были рядом. 
      За двадцать семь рублей в месяц я нанялся вагонщиком в шахту. Дали мне брезентовые штаны, рубаху и три жестяных номера - на фонарь, на казармы и личный номер. В два часа следующего дня со второй сменой я вышел на работу. Поднялся на вышку. Там шмелиным гулом жужжала тысячная толпа шахтеров. Подошел к окошку. Штейгер равнодушно вписал мое имя и крикнул десятнику: 
      - Возьмешь на Косой пласт. 
      Десятник кивнул головой одному из забойщиков, и тот хмуро сказал мне: 
      - Пойдешь со мной. 
      Звякнул сигнал, и бешено завертелись приводные ремни, и из темной пропасти шахтового ствола выплыла двухэтажная клеть. Дождались очереди, залезли, стали плотной грудой, тесно прижавшись друг к другу. Потом протяжный, длинный гудок медного рожка - и клеть рвануло вниз. Почему-то все молчали, клеть стремительно падала, но казалось, что она летит вверх. 
      Было сыро, было темно, на голову падали капли воды. Первая остановка - штольня на трехсотом метре, вторая на четыреста тридцать седьмом, но есть еще и третья. Вылезаем на второй. Тускло светят раскачивающиеся фонарики, и длинной вереницей шахтеры тянутся по изгибам узкой шахты, постепенно теряясь по разным штрекам и квершлагам. 
      Нас остается трое. Мы прошли уже около двух верст под землей, наконец упираемся в тупик. Остановка. 
      Забойщик, полуголый, забирается под аршинный пласт и лежит там, как червяк, сдавленный земляными глыбами, и киркой бьет уголь, который по косому скату "печи" летит в штольню. Нас двое, мы лопатами нагружаем вагонетку и везем ее сажен за полтораста - там яма. Что это за яма, я не знаю, но я знаю, что когда в нее сваливаешь уголь, то он шумит и с мертвым, глухим стуком катится куда-то вглубь далеко вниз. 
      - Куда? - спрашиваю своего соседа. 
      - В коренной нижний штрек, туда ссыпается весь уголь со всех штолен, и уже оттуда идет он машиной наверх. 
      На пятом часу с непривычки у меня заболевает спина, хочется курить, но нельзя, хочется пить, но нечего. Везде ручьями бежит чистая, холодная вода, подошел, пополоскал черные, как у трубочиста, руки, набрал в пригоршню, хлебнул и тотчас же выплюнул с отвращением, потому что кислой тиною стянуло весь рот - вода угольная и пить ее нельзя. 
      На восьмой час я - не я. Горло пересыпано пудрой черной пыли, сумасшедше гудят по шахтам ветры, но с тела льется и смешивается с угольной грязью крупный пот. 
      Наконец кончаем. Но и это не все. Для того чтобы подняться наверх, нужно сначала спуститься вниз. Пошли по штольне. 
      - Стой, - говорит мне забойщик. - Мы пришли. 
      - Куда пришли? Как пришли? 
      Я ничего не понимаю, потому что около меня только голые стены и никаких выходов нет. Забойщик подходит к той самой яме, куда я только что ссыпал уголь, и открывает крышку. 
      - Лезь за мной. 
      С трудом протискиваюсь в яму. Стенки ее обшиты деревянным тесом. И в ней можно только лежать. Крепко сжимаю лампу и чувствую, как подо мною катится уголь, и сверху катится уголь, засыпается за шею, за рукава, и сам я, почти не сопротивляясь, в темноте стремительно лечу вместе с углем куда-то вниз. 
      - Держись! - кричит мой спутник. 
      За что держаться, как держаться, я не знаю, но чувствую, что к чему-то надо быть готовым. Р-раз - вылетаю в нижний штрек. После восьмидесятиметрового стремительного полета встаю измятый и оглушенный падением. Идем дальше. Штольня расширяется, отовсюду тянутся шахтеры, подходим к стволу и ждем очереди. Наконец выбираемся в клеть, опять гудок - и сразу вверх. 
      Выхожу из клети, шатаясь, жадные глотки воды и жадная затяжка свернутой цигарки махорки. Спускаюсь, сдаю лампу. На дворе ночь. Долго моюсь в промывочной горячей водой, но, вернувшись в казармы и бросившись на нары, вижу перед собой осколок разбитого зеркала. Смотрю и не узнаю себя: под глазами черные полосы, глаза лихорадочно блестят, лицо матовое, губы подчеркнуто красные. Закуривая и откашливаясь, плюю на пол, и из легких вырывается черный угольный плевок. 
      Сначала было тяжело. Сколько раз, возвращаясь с работы, я клял себя за глупую затею, но каждый день в два часа упорно возвращался в шахту, и так полтора месяца. 
      Потом надоело. Стал я худым, глаза, подведенные угольной пылью, как у женщины из ресторана, и в глазах новый блеск - может быть, от рудничного газа, может быть, просто так, от гордости. 
      Заработал двадцать семь рублей и пошел опять по полям до города Артемовска. Шел днем, шел ночью, а тогда были темные теплые последние ночи отцветающего лета. Взял в Артемовске билет и уехал в Москву. 

Некоторые наши горловские историки-краеведы считают, что писатель работал на Корсунской копи №1 - шахте, позже получившей наименование "Кочегарка".

Денис Рафальский в своей статье также поддержал эту версию, возможно, доверяясь привлекательности этой мысли и мнению работников Горловского музея истории города. Нахождение Аркадия Петровича в Горловке и мне по-своему лестно, ибо я с детства был влюблён в его книги. Тимуры, Мальчиши-Кибальчиши-Плохиши, Чуки и Геки - для меня знакомые с детства герои. В общем, заманчивая версия.

Но существуют определенные возражения у читателей, имеющих познания в горном деле. Например, +Иван Нечипорук считает, что в очерке "Пути-дороги" Гайдаром описана шахта с пластами пологого падения. А в Горловке они не таковы. Значит, мол, не следует Аркадия Петровича относить к "горловским" писателям. А если не следует, но хочется, то - можно. :)

Не будем слишком уж суровы к "горловской" вариации Гайдаровской судьбы. Нельзя ведь слепо верить всему написанному. Таки ж очерк - это прозаическое сочинение, с присущими оным вольностями и отступлениями от сермяжной правды.

Источник.

Я не силен в горном деле, поэтому тонкости с описанием шахты оставим за скобками анализа. Будем оценивать чисто географические аспекты очерка.

Итак: возле Никитовки пути Гайдара и его спутников, мальчишек-беспризорников, разошлись. Напомню, что раньше станций Никитовка с разными номерами при наименовании было три. Каждая ЖД компания, пути которых сбегались в этом месте имела свою станцию.

В настоящее время эти станции имеют наименования собственно Никитовка, Майорская и Трудовая. Будем считать, что Гайдар со своими спутниками расстался в главной Никитовке и пошел по южной ветке ЖД в сторону Горловки. Ибо иначе поезд с пацанятами, едущими в Крым, его не мог бы обогнать. В общем-то, горловская ветка ведет не совсем в сторону Крыма, а скорее в сторону Таганрога, но есть ответвления, уходящие и в крымском направлении. Ветки же с Майорской и Трудовой ведут на север, северо-восток и восток.

Итак, писатель пошел вдоль ЖД на юго-восток, а поезд, обогнавший его, "усилил ход под уклон". Действительно, на подъезде к Горловке со стороны Никитовки дорога имеет небольшой уклон. Станция Горловка расположена метров на 20 ниже Никитовки, если считать от уровня моря.

Правда, чтобы добраться до "Кочегарки" Гайдару не нужно было бы "выходить за кусты": эта шахта расположена рядом со станцией. А вот другие копи расположены в стороне от дороги. Например, шахта №5, которая имени Ленина. На фото ниже представлены ее "дореволюционный" вид  и вид "Нижней колонии" - поселка при шахте. Может быть, на ней работал Гайдар?

Было еще несколько небольших шахт, одна из них, позже названная Рудуч (рудничной училище), тоже могла бы стать местом работы писателя.

Жилье шахтеров при "Кочегарке" в конце 20-х было не лучше. И 1-й Корсунский рудник и 5-й принадлежали одному обществу - ОЮРКП. В 30-х начался процесс переселения рабочих в более подходящие условия проживания, Шанхаи вокруг шахтных терриконов стали уничтожаться. Началось масштабное озеленение - процесс, без которого жизнь в наших степях просто невозможна.

Парк возле терриконов на месте старого Шанхая - гораздо более приятное место.

Окончание истории о возможном пребывании Гайдара в Горловке в следующем посте. И так букв много.